Заповедь любви к врагам

Труднейшая из заповедей, непосильная для сынов «лукавого века».

Tempora mutantur… Времена меняются. Не меняются лишь заповеди Иисуса Христа, обращённые к человеку всех времён и народов. Каждая такая заповедь – неисчерпаемый богословский метасюжет с глубочайшим содержанием, вмещающим необъятные духовные ресурсы. Увенчивает ансамбль евангельских заповедей труднейшая из них – о необходимости любви к врагам.

В Нагорной проповеди Иисус говорит: “Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный” (Мф.5:43-48).

Эта заповедь ставит в тупик большинство христиан, которые понимают, что от нее нельзя отмахнуться, и при этом одновременно видят, что не могут следовать ей, поскольку есть бесчисленное множество внутренних и внешних препятствий, делающих для них проявление любви к своим конкретным врагам совершенно невозможным.

Возникает предельно жесткая, обескураживающая антиномия, состоящая из двух взаимоисключающих посылов. Первый гласит: «Любить врагов необходимо во что бы то ни стало». Второй утверждает: «Любить врагов невозможно». Первый – повеление Бога. Второй исходит из глубин человеческой натуры. Христианское «я» чувствует себя неуютно внутри проблемного пространства этой антиномии, поскольку правомерность каждого из двух противоположных утверждений выглядит несомненной.

История многовекового греховного существования миллиардов людей без Христа, за пределами Благой Вести выработала изощренный людоедский язык ненависти к врагам. На рубеже XIX-XX вв. появилась теория ресентимента (фр. ressentiment – злопамятство) т.е. совокупности негативных эмоций и деструктивных умонастроений – злопамятства, подозрительности, мстительности, ненависти, ожесточенности, предрасположенности к бунтарству, насилию, жестокости, вспышкам агрессивности, скандалам, взрывам ярости, разрушительным бесчинствам и т.п. Вся история мира, человека, общества, цивилизации, культуры могла отныне описываться исключительно в терминах концепции ресентимента.

Что же касается языка любви к врагам, то главное, что мы знаем о нем, – это скорбная история Господа Иисуса Христа. Его, предложившего две тысячи лет тому назад такой язык, люди предали, жестоко истязали, а потом убили как самого лютого врага, чтобы никто не мешал им и далее двигаться путями предательств и ненависти, Иуды Искариота и фарисеев, злобной толпы и равнодушных палачей.

Это направление позорного богоотступничества не вело ни к миру, ни к безопасности, ни к благоденствию, ни к спасению. Теперь те, кто избрал его, пребывают в глубокой растерянности, потому что не знают, что им делать со всем этим злом, обступившим их, не понимают, как им жить со своими смертоносными ресентиментами, как преодолеть себя, как усмирить свою изуродованную грехом природу. А она, продолжающая повсеместно демонстрировать отношение к реальным и вымышленным недругам исключительно как к врагам, то есть с злобной яростью и лютой ненавистью, тем временем всё более и более дичает и звереет.

Десять исходных тезисов

А между тем, в любви к врагам нет ничего непонятного, невозможного, непосильного. Но чтобы приблизиться к пониманию её сути, требуется вспомнить ряд важных христианских основоположений.

(1) Заповедь любви к врагам требует, чтобы отношение христианина к этим врагам рассматривалось исключительно в свете отношений с Богом. Всё внимание должно быть сосредоточено не на творении (враге), а на Творце, не на меньшем, а на большем, не на преходящем, а на вечном.  Иными словами, сущность любви к врагам должна определяться исключительно через сущность Бога, Который «есть любовь» (1Иоан.4:8).

(2) Любовь к врагу является любовью особого рода. В ней нет доминирования эмоциональных начал. Это не любовь-чувство, любовь-желание, любовь-влечение, а любовь-действие, нацеленная исключительно на принесение блага другим людям.

(3) Любовь к врагу – это готовность и способность поступать в соответствии с побуждениями духа, а не плоти. Плод духа – любовь, вера, милосердие, радость, мир, благость, кротость. А дела плоти, подталкивающей людей к разногласиям и злу, – ссоры, вражда, ненависть, зависть, гнев, бесчинства, убийства и т.п. Для живущих и поступающих по требованиям плоти исполнение евангельских заповедей практически невозможно. Они “Царства Божьего не наследуют” (Гал.5:16-23).

(4) Индивидуальный дух христианина движется в направлении к исполнению заповеди любви к врагам не сам собой, т.е. не сугубо человеческими побуждениями, но исключительно силою Святого Духа. Призываемый христианскими молитвами, Он вводит человека в пространство Божьей любви.

(5) В этом пространстве любви для христианина важны три типа субъектов, которым он желает блага и на которых направляет или хотел бы направить свою любовь, одухотворенную силою Святого Духа, – на самого себя, своих ближних и врагов.

(6) О любви к себе и ближнему говорит заповедь Иисуса Христа «Возлюби ближнего твоего как самого себя» (Мф.22:39). Здесь за точку отсчета берется самый понятный для любого человека вид любви – любовь к самому себе. Для христианина любить себя — значит нацеливать свою жизнь, деятельность, поведение, мысли и интересы на главную ценность бытия, на благо самой высшей пробы – спасение, жизнь вечную в Царстве Божьем.

(7) Ближний — это всякий, кто нуждается в семейной, братской любви, дружеской помощи и заботе. Любить ближнего — значит совершать для него и ради него различные, малые и большие благодеяния, быть с ним долготерпеливым, милосердным, не завистливым, не эгоистичным, не горделивым, не высокомерным, не раздражительным, не злорадствующим, не бесчинствующим (1Кор.13:4-7).

Но это не все: самое главное заключается в том, чтобы ориентировать ближнего на жизнь в вере (если он еще не уверовал), пробуждать в нем готовность к покаянию, нацеливать на обретение спасения и жизни вечной.

(8) Христианская любовь к врагам исключительно духовна. Она не от мира сего, а от Иисуса Христа, поэтому в ней нет ничего чувственного, плотского, мирского. Оттого она кажется кому-то чуть ли не безумием, абсурдом, идущим вразрез со всеми человеческими привычками и обычаями. В её логике есть нечто от логики известного парадокса Тертуллиана: «Верую, ибо абсурдно». В данном же случае он принимает вид сходного христианского парадокса «Люблю врага, потому что это абсурдно». В этой логике нет ничего предосудительного. Она лишь указывает на то, что любовь такого рода – не от мира сего, не имеет ничего общего с ним, лежащим во зле. Эта любовь пробивает во тьме падшего, лукавого мира брешь в иную реальность, где нет злосчастных ресентиментов, где царят свет и Божья любовь, которых хватает на всех, даже на врагов.

(9) Любить своего врага – не значит питать к нему какие-то теплые чувства. Любовь на уровне духа – это не взрывные эмоции и пылкие восклицания, а спокойная духовная трезвость и активность особого рода. Это молитвенные действия, обращенные к Богу с прошениями о том, чтобы враг уверовал, покаялся, прекратил свои злодеяния и был спасен. Такой молитвой христианин всё передает в руки Бога: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф.6:10). А далее уже простирается зона личной ответственности самого врага за всё происходящее с ним, с его внутренней и внешней жизнью. Он оказывается не просто перед экзистенциальной развилкой «быть или не быть», но полностью попадает в руки Бога живого, Который и решает его судьбу. Учитывая качество экзистенциального выбора врага, Бог выносит окончательное, абсолютно безупречное во всех отношениях решение, относительно которого нельзя ничего ни прибавить, ни убавить.

(10) Когда люди не исполняют заповедь любви к врагам добровольно, из послушания и любви к Богу, то Он способен побудить их к такому исполнению, проведя сложнейшими путями через тяжелейшие жизненные испытания. Мировая история (включая историю христианской культуры, мысли, литературы) держит в своей памяти множество примеров таких испытаний.

Христианский урок шекспировской трагедии

Об одном из подобных испытаний повествует Шекспир в своей трагедии «Ромео и Джульетта», которую можно рассматривать как развернутый художественный метафорический комментарий к заповеди любви к врагам, как впечатляющее христианское назидание грешникам, предпочитающим ненависть любви.

Эта трагедия – история финала давней смертельной вражды двух знатных родов Вероны – Монтекки и Капулетти. Оба они поражены ресентиментами кровной мести. Оба загнаны в дьявольскую ловушку череды нескончаемых взаимных убийств и не могут из неё вырваться.

Сатанинскую цепь ненависти разрывает сила любви. Поначалу это обычная любовь юных героев, имеющая вид естественного влечения, молодой чувственной привязанности. Единственное, что в ней не совсем обычно, — это то, что герои принадлежат к двум издавна ненавидящим друг друга родам. Они – враги по определению, но не хотят быть ими и гибнут.

Шекспир показывает, как из трагических последствий естественной любви юной пары возникает нечто чрезвычайно значительное – любовь особого рода, охватывающая обе враждующие стороны. Если обычная любовь имеет, как правило, вид привязанности, желания, потребности, которые при осуществлении, утолении сходят на нет, то качественная особенность новой любви в том, что она носит не чувственный, а сверхчувственный, исключительно духовный характер, является актом не сердца, а духа. Главный закон её бытия парадоксален: осуществляясь, она не пропадает, а возрастает. Шекспир постиг сокровенную суть такой любви, когда вложил в уста Джульетты слова великой мудрости: «Чем больше отдаю, тем больше остается».

Юной любящей душе открылась тайна общего истока любви физической и любви духовной, сверхфизической. Этот исток – Бог. И когда любовь физическая умирает вместе с Джульеттой и Ромео, то любовь сверхфизическая остается существовать и творить чудеса. Под её власть подпадают оба враждующих клана Монтекки и Капулетти. Враги, привыкшие ненавидеть и без устали истреблять друг друга, примиряются. Бог-миротворец вкладывает в них дотоле неведомые им мотивы миролюбивых поведенческих стратегий.

Шекспир не спешит выдвигать на передний план христианскую подоплёку совершившегося коллективного духовного переворота внутри обоих семейств. Ему, как драматургу, важно показать, какими неисповедимыми путями Бог способен побуждать людей к исполнению труднейшей заповеди Христа о любви к врагам. Медленно приоткрывается трагическая истина человеческого бытия: если люди не желают добровольно встать на путь исполнения заповеди любви к врагам, то Бог способен побудить их к этому через тяжелейшие жизненные утраты, катастрофические экзистенциальные переживания, потрясающие их существа до самых оснований. В результате истина, приоткрывшаяся Джульетте, открывается и обоим семействам Вероны, представ уже в сугубо духовном виде. Коллективные ресентименты злобы, ненависти, мстительности остаются позади. Потеряв самое дорогое, оба семейства обрели нечто, гораздо большее – вошли в ранее закрытое для них евангельское пространство заповеди Христа. Им открылся вход в мир иной любви, которой никто из них до этого не знал. Бог смилостивился над ними и вознаградил их тем, что бесконечно важнее земных ценностей, – способностью следовать за Христом.

Главное внутреннее препятствие, мешающее человеку исполнять заповедь любви к своим врагам.

Среди внутренних, сугубо антропологических препятствий, мешающих человеку любить своих врагов, на первом месте стоит первородный грех. Библия описывает его происхождение и указывает на его дьявольскую сущность. Но его содержимое она не спешит раскладывать по полочкам. Поэтому к большинству людей, читающих первые главы Книги Бытие, далеко не сразу приходит понимание того, с чем столкнулись библейские прародители и их потомство, какая беда настигла человечество в самом начале его исторического пути.

Впоследствии многовековой процесс секуляризации как долгого расставания цивилизаций, государств и народов с Богом и Библией, заставил просвещенный мир забыть о фундаментальном концепте христианской теологии и антропологии – первородном грехе. Гуманитарная мысль привыкла обходиться без этого понятия. Но вдруг в её недрах, в среде интеллектуалов-гуманитариев объявилось понятие ресентимента, прочно привязанное своим содержанием именно к теме первородного греха, к проблемам злоупотребления свободой и коренной поврежденности человеческой природы.

Из библейской книги Бытие известно, что после дьявольской богоборческой провокации, побудившей прародителей превратно использовать данную им Богом свободу выбора, пришло воздаяние. На них обрушились Божье проклятие, изгнание из рая, лишение защиты от смерти, а также обреченность их потомков, начиная с сыновей Каина и Авеля, на великое множество всевозможных несчастий, бед и страданий. Человек утратил способность к личному прямому, непосредственному духовному общению с Богом. Отныне духовное начало в человеке едва теплилось, уступив первенство началу плотскому – скопищу ресентиментных наклонностей. Это были плоды плоти: злоба, ожесточение сердца, приверженность порокам, готовность к конфликтам, вражде, борьбе, преступлениям, войне с кем угодно, готовность к убийствам, а также болезни, страдания и смерть.

Библия предельно лаконично описывает эту антропологическую и одновременно экзистенциальную катастрофу на языке, доступном пониманию и ребенка. Но эта простота – кажущаяся. Внутри неё бездонная глубина драматических смыслов, символов, шифров, кодов, загадок, тайн, которые человечество будет разгадывать столько времени, сколько ему дано просуществовать.

Перед началом Первой мировой войны в результате полемики о природе зла, которую развернул немецкий теолог и философ Макс Шелер (1874-1928) с уже умершим к тому времени философом Фридрихом Ницше (1844-1900) родилась теория ресентимента. [1] Этим понятием был обозначен ансамбль, а точнее клубок самых темных, сугубо негативных человеческих наклонностей, эмоций, страстей, который самому носителю ресентимента практически невозможно распутать, поскольку ему, как правило, не ясны истоки и не понятна природа этого маленького вулкана, существующего в его внутреннем «я». Шелер сравнивал ресентимент с хищным зверем, запертым в индивидуальной антропологической клетке, который «всегда наготове и рычит».

Если рассматривать ресентимент в свете библейско-христианского интеллектуального опыта, то он выглядит как «взрывная начинка» первородного греха, как разрушительная демоническая структура, проникшая в человеческую природу в результате целенаправленных искусительных усилий архиврага.

Демоническая структура ресентимента, присутствующая практически в каждом человеке, требует: «Ненавидь врагов своих. Твоим врагом может стать любой из людей. Будь всегда готов к беспощадной борьбе с ними. Чем яростнее твоя ненависть, тем больше у тебя шансов выйти победителем из всех столкновений с недругами». В этом виде ресентимент стал неиссякаемым антропологическим генератором непрерывной эскалации зла во всех духовных и практических сферах человеческой жизни. А с другой стороны, он же стал антропологическим блокиратором всех благих инициатив, нацеленных на исполнение заповедей любви.

Ницше против заповеди Иисуса Христа о любви к врагам

Так продолжалось вплоть до прихода Мессии, принесшего людям средство, способное блокировать и тушить огонь демонического ресентимента, выжигавшего в них любовь к Богу и друг другу. Иисус Христос принес Благую Весть о всесилии Божьей любви к человеку, о Божьем даре спасения через веру, доступном каждому, кто способен к ответной любви и ставит свою любовь к Богу выше всех земных ценностей.

Христос – единственная сила, способная побеждать индивидуальные и массовые ресентименты, распространяемые архиврагом. Его заповедь, призывающая любить врагов, направлена против ресентимента, требующего ненавидеть не только врагов, но и как можно больше других людей, включая всех ближних и дальних. Этот ресентимент – неодолимая злая сила, живущая в глубинах антропологии падших людей, не знающих Христа. Но он же присутствует и внутри невозрождённых христиан, не доросших до понимания самой глубокой сути христианских требований Бога к человеку.

Дьявол, потерпевший поражения от Иисуса во время их открытых столкновений при диспуте в пустыне, а затем на кресте, отступил от Господа и с еще большей яростью набросился на людей. И хотя Господь победил, принеся себя в жертву, поправ смертью смерть, подорвав всесилие греха, открыв перед всеми, кто уверовал в Него как Спасителя, перспективу спасения, большая часть человечества пошла не за Ним, а двинулась бесславным путем Иуды Искариота, предавая Христа, клевеща на Него, очерняя Его Имя. Один из характернейших эксцессов на этом пути Иуды связан с попыткой дьявола использовать талантливого, но очень больного философа Фридриха Ницше в борьбе с Богом.

Ницше признавал поврежденность человеческой природы первородным грехом, называя её ресентиментом и видя в последнем блуждающую во тьме всякой человеческой души затаенную, неукротимую злобу, сгусток интенсивных негативных переживаний недоброжелательности, мстительности, коварства, злорадства, направленных на реальных врагов или мнимых недругов и побуждающих с максимальной силой ненавидеть их.

Ресентимент, по мнению Ницше, пронизывает все книги Ветхого Завета. Он взращен древними евреями, является неотъемлемой частью их национального характера, психологии, культуры.

Рассуждая обо всём этом, Ницше готовится к нападению на Христа и на Его заповеди любви. Ницше произвольно переворачивает всю ситуацию взаимоисключающих отношений между ненавистью и любовью, ресентиментом и христианством. В своей «Генеалогии морали» он безо всяких на то оснований объявляет христианскую любовь «утонченнейшим цветком ресентимента». Философ, для которого христианская любовь превратилась в выросший из ресентимента «цветок зла», был, судя по всему, знаком с поэтическим сборником Шарля Бодлера «Цветы зла». Но его метафора выглядит совершенно несостоятельной. Её красочность не отменяет идеи принципиальной несовместимости Божьего и дьявольского начал. Ницше демонстрирует не простую неразборчивость или умственную подслеповатость, а злонамеренную попытку нанести христианству неотразимый удар.

В его глазах христиане, бедные, больные, грешные, изуродованные разъедающими их внутренними ресентиментами, думают, что они получили от Христа возможность спасения, что ресентименты им уже не страшны. Но в действительности они обрели возможность перемещений не в Царство Небесное, а всего лишь из одного ресентимента в другой. Из жертв откровенного зла они превратились в жертвы зла завуалированного, замаскированного. В этом, якобы, виновен соблазнивший и обманувший их Иисус Христос. Он – мнимый противник зла, а христиане – жертвы соблазна в его коварнейшем виде. Благая Весть – утонченная месть жалким и ничтожным рабам, возмечтавшим о свободе и спасении, которых они не заслужили. Эти слабосильные существа с их «липкой», «обсахаренной нежностью» не способны постоять за себя и отвечать на удар ударом. Потому они и вознаграждают себя воображаемой местью, которая при этом местью и остается.

Рабы нашли способ превращать своё бессилие в «доброту», свою «трусливую подлость» в «смирение», своё подчинение ненавистным господам и врагам – в «послушание». Христиане привыкли называть свою избыточную трусость и своё попрошайничество – «терпением». Неумение отомстить за себя они именуют «прощением», говорят о любви к врагам – «и потеют при этом». [2]

Так, «философствуя молотом» и богословствуя кувалдой, Ницше пытался при помощи гнусных, зубодробительных софизмов не просто лить на головы христиан ушаты оскорбительных словесных помоев, но растаптывать христианство в самой его сердцевине, заключающейся в заповеди Христа «любите врагов ваших».

Перед нами, в сущности, достаточно простая коллизия. Ницше, разглагольствующий, казалось бы, от своего лица, выступает прежде всего рупором сатаны, который вошел в него (как некогда входил в изменника Иуду Искариота, предавшего Иисуса). Будучи по своей природе разрушителем, дьявол лишен дара созидания, творчества. Потому он пользуется методом театра марионеток, выступает кукловодом, выбирающим из человеческой среды интеллектуала и вкладывая в его голову, душу, сердце свой люциферов ресентимент с его богоборчеством, ненавистью к Богу-Отцу, Иисусу Христу, Святому Духу, библейскому Слову, христианам, верующим в Господа как Спасителя.

Похожую коллизию изобразит Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита», где мессир Воланд выберет в качестве своей марионетки Мастера, обладающего творческим, литературным талантом и подтолкнет его к написанию лже-евангельского текста («романа о Пилате»), принижающего Иисуса Христа, изображающего Его в образе маленького, жалкого бродяжки, не вызывающего у читателей никаких возвышенных чувств.

Ницше был поставлен духом абсолютного зла в авангарде богоборческого легиона неверующих интеллектуалов и художников, чтобы сквернить Христа и обесценивать христианство. Содержимое люциферова ресентимента обрело у него форму злого, лживого и при этом обольстительного литературно-философского красноречия.

То, что агрессивное антихристианское лже-богословие Ницше пользуется в современном мире гигантской популярностью, свидетельствует о глубоком духовном нездоровье современного человечества, предпочитающего жить по законам не евангельской любви, а богоборческих и человеконенавистнических ресентиментов.

(Продолжение следует)

Примечания

[1] М.Шелер, Ресентимент в структуре моралей. С.-Пб.: «Наука»–«Университетская книга», 1999.

[2] Ф.Ницше, Генеалогия морали. 1 разд., 14 фрагм.

Владислав Бачинин – профессор, доктор социолог. наук.

Фото: Pixabay.

© 2024 “Христианский мегаполис”. Материал опубликован с согласия автора. Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов, однако это не препятствует публикации статей, написанных с разных позиций и точек зрения. Редакция не несет ответственность за личную позицию и богословские взгляды авторов статей, точность и достоверность использованных авторами источников, и переписку между авторами материалов и читателями. При цитировании материалов портала “Христианский мегаполис” в печатных и электронных СМИ гиперссылка на издание обязательна. Также укажите следующую информацию: “Данный материал был впервые опубликован в “Христианском мегаполисе”.” Для полной перепечатки текста статей необходимо письменное разрешение редколлегии. Несанкционированное размещение полного текста материалов в печатных и электронных СМИ нарушает авторское право.