Славянское евангельское богословие… или же его отсутствие?

В течение более, чем десяти лет, в разных интервью, статьях и на ряде форумов поднимался вопрос о том, есть ли у т.н. «постсоветских» евангельских христиан-баптистов богословие. Как правило, участники дискуссии делились на два лагеря. Одни говорили, что, несомненно, богословие есть. Несмотря на то, что евангельские верующие были гонимы, в их среде существовало богословие, которое и помогло церкви пройти через горнило испытаний. Другие же придерживались мнения, что богословия как такового не было. Не было написано книг, проведено исследований глубокого характера для того, чтобы изучить богословские особенности евангельских верующих на евразийском пространстве, чтобы затем обобщить результаты, так скажем, в монументальном труде по догматическому богословию.

Конечно, в подобной дискуссии, прежде всего, проблема состоит в разногласии в терминах. Те, кто утверждает, что богословие все-таки было, вероятнее всего, больше имеют в виду так называемую традицию или богословие страданий, т.е. жизненный опыт переживаний мук за веру по подобию Самого Христа. Богословие страданий подразумевает то, что вера индивида испытывается огнем гонений. Христианин, который прошел через ссылки и лагеря в советский период и выстоял перед лицом неимоверных лишений и преследований за веру в Иисуса, таким образом, и является «богословом», который имеет полное право учить других. Не так давно пастор одной из общин, обратившись к церковному совету, сказал: “Мы, братья, с вами, богословы, так что нам решать, что и как делать в церкви”. Следует ли упоминать тот факт, что в церковном совете никто не оканчивал богословской семинарии…

Те же, кто говорят, что у евангельско-баптистского братства в СССР богословия как такового не было, под богословием подразумевают написанные систематические труды, обобщающие и разъясняющие доктрины, по которым церковь должна жить сегодня. Естественно, что во времена гонений у верующих в СССР не было возможности обучаться в семинариях и колледжах. Единственная доступная программа – Заочные библейские курсы при ВСЕХБ – были организованы только в 1968 году и не могли вместить всех желающих. Но даже те, кто получил возможность обучаться на ЗБК, учились «у ног» тех, кто сам не получил должного богословского образования. Только отдельные преподаватели ЗБК, такие, как Освальд Тярк, Михаил Жидков, Вальтер Мицкевич и некоторые другие, смогли выехать за рубеж для обучения богословию. Учебники, изданные ЗБК, проходятся «галопом по Европам» по таким наукам, как догматика, гомилетика, сравнительное богословие и др., и не представляют собой фундаментальных богословских исследований.

Как-то один из знакомых мне иностранных преподавателей, посещавших бывший СССР лет пятнадцать тому назад рассказывал о том, как один из преподавателей ЗБК, ныне почивший П.Д.Савченко, подошел к нему с предложением перевести некоторые учебники, изданные ЗБК, на английский и немецкий языки. Он ответил (с явным намеком): «Перевести-то можно, но кто эти книги на западе будет читать?»

Итак, если богословием считать опыт страданий за имя Христово, то на самом деле многие могут поучиться у советских христиан стойкости и выдержке. Многие из них на самом деле «не преклонили колен перед Ваалом», оставшись верными Господу. Хотя и с этим вопросом не все гладко. Братство ЕХБ в начале 1960-х гг. разделилось из-за разных мнений по вопросу взаимоотношений между церковью и государством. В большинстве своем, именно «нерегистрированные» баптисты в глазах мировой общественности стали истинными носителями «ран Христа». Многие из них не шли на компромисс с советской властью, тогда как некоторые пресвитеры зарегистрированных церквей, к примеру, перед началом богослужений, стояли в дверях, не пуская родителей с малолетними детьми на собрания и, таким образом, выполняли прямые инструкции органов государственной власти по разрушению церкви в Советском Союзе.

При исследовании вопросов, связанных с историей протестантизма в СССР, я неоднократно наталкивался на свидетельства о прямом сотрудничестве некоторых служителей регистированных церквей с уполномоченными по делам религий и вредительстве в том, что относилось к жизни и служению общин. Надеюсь, что по мере того, как будут предаваться гласности архивные документы советского периода, мы узнаем гораздо больше о вопросе участия руководителей церквей в деле уничтожения христианства в СССР.

Однако если богословием считать строго академическую дисциплину и научно-практические исследования, то, конечно, следует признать, что с этим у верующих в СССР были проблемы. Отсутствие глубоких богословских исследований в среде советских верующих повлекло за собой разномыслие на местах, а также самые немыслимые толкования многих текстов Писания. Когда же наступили времена свободы, советским верующим не было что противопоставить богословию и богословам из стран Запада, вдруг нахлынувшим на просторы бывшего СССР. Равного диалога между советскими верующими и западными христианами не получилось. До сих пор, как мне кажется, организованные и систематичные проповеди западных проповедников и евангелистов в наших церквях братья и сестры слушают, как говорится, «открыв рот» и признаются в беседе, что «наши так проповедовать не умеют».

Конечно, вопрос о том, есть ли у славянских евангельских верующих богословие, вызывает (и будет вызывать) немалые дискуссии. Многие священнослужители и рядовые верующие не находят в себе смелости признать то, что богословия, в смысле академии и систематики, у нас не было, потому что, во-первых, они, к сожалению, вообще отрицают необходимость наличия богословского образования как такового. Во-вторых, им просто «за державу обидно», хотя державы-то не уже 20 лет. Эдакий пережиток «холодной войны», получается… Но если, как некоторые утверждают, богословие есть, то, может быть, следует его предъявить хотя бы в той форме, в которой оно имеется? Где оно и в каких шкафах хранится?

Но самое главное, как мне кажется, что мы, христиане-славяне, не сделали, – мы не предприняли серьезных попыток анализа нашего прошлого, оценки настоящего положения церквей и не сделали наметок на будущее. В годы коммунизма нас научили лишь слепо идти за большинством, повинуясь решением «верхушки», которая, как считалось, уж точно знает, что правильно, а что нет. Плюс, сегмент богословски образованных христиан был маргинализирован. Не был дан простор для независимого и объективного исследования, потому что подобное исследование обнаружило бы довольно жалкое состояние во многих сферах церковной жизни и деятельности. Получается, что запад почему-то желает изучать нас, а нам самим положение вещей в нашем собственном “огороде” не интересно.

Так и не состоялся диалог между теми, кто придерживается разных взглядов и мнений по вопросам богословия и церковной жизни. Взаимоотношения между приверженцами кальвинизма и арминианства, традиционных и современных подходов к служению, миссии и социальной деятельности, больше напоминают собой яростное противостояние, нежели разумный и взвешенный диалог. Да и о каком диалоге может идти речь, если, как после революции 1917 года, из России (и не только) были изгнаны талантливые богословы, философы, талантливые и мыслящие служители. Существуя на гроши, живя на старых съемных квартирах и еле-еле сводя концы с концами, они вынуждены были уехать на запад, где освоили новые профессии и начали новую жизнь. Те же, кто остался, более подобны «гласу вопиющего в пустыне», который вряд ли будет услышан евангельским сообществом, по крайней мере, в ближайшее время.

Мы, к сожалению, не научились слушать и слышать друг друга. Мы считаем, что это ни к чему, так как давно уверены, что «наше учение правильно, потому что оно верно». Легче клеймить друг друга, называя несогласных волками хищными, расхищающими стадо, отступниками и заблудшими, нежели принять друг друга как братьев и сестер во Христе. Диалог нужен, спокойный, цивилизованный. Он должен состояться в доброжелательной, а не враждебной обстановке. Но как ему состояться, если той самой доброжелательности мы не научены?

Наивно предполагать, что перемен в славянском евангельском христианстве с советских времен не произошло. ВСЕХБ больше нет, а Евро-Азиатская Федерация Союзов ЕХБ больше напоминает собой СНГ, который не справляется с задачей “объединения” бывших братских республик. Братство больше не представляет собой однородную массу, в которой слились разные течения. Оно разнообразно. Одна церковь не похожа на другую. В результате бурной деятельности местных и западных евангелистов, были образованы новые церкви. В них пришли новые люди. Большинство церквей представляют собой своеобразную “смесь” старого и нового. Их богослужения, с одной стороны, проникнуты духом восточного мистицизма в немыслимом сочетании с западным протестантским рационализмом. Получается, что церкви и к православному востоку не принадлежат, да и с протестантским западом не дружат. Вот так, “в воздухе”, они и существуют.

Славянские церкви в Северной Америке также весьма разнообразны и разнородны по своему составу. Их члены эмигрировали из разных частей бывшего СССР и, соответственно, привезли с собой традиции и устои своих “местечек”, начиная от вопросов, связанных с богословием и заканчивая вопросами, относящимися к практической церковной жизни (стиль одежды, отношение к телевидению и Интернету, порядок проведения Вечери Господней, планирование семьи и др.) К этому добавляется то, что многие верующие принадлежали в СССР к разным конфессиональным объединениям: ВСЕХБ, СЦЕХБ, автономным церквям или пятидесятникам.

Попытки объединения в региональные союзы с поставлением de facto старших пресвитеров, привели к смешанным результатам. Попытки воссоздать церковную жизнь и создать условия, похожие на те, что были в СССР, были обречены на неудачу. Искать же диалог с окружающей американской или канадской культурой славянские церкви, по-видимому пока не намерены, так как опасаются тлетворного влияния “американизма” на молодежь и не только.

Церкви в России и других странах – бывших республиках СССР – не были готовы к волне массовой эмиграции, которая значительно ослабила, а во многих местах и парализовала церковную жизнь. Многие верующие ничего не знали  о западе и не понимали, куда едут. Церкви, сформированные в США и других странах, вдруг с ужасом обнаружили, что между старшим поколением эмигрантов и молодежью начала формироваться глубокая культурная, духовная и языковая пропасть. Многие молодые люди, сидя на богослужениях в славянских церквях, смотрят в экран мобильных телефонов, потому что уже не понимают русского языка и, соответственно, проповедей, звучащих с кафедры…

Недавно на славянском молодежном конгрессе в США было с тревогой сказано, что «молодежь обитает на церковных парковках» вместо того, чтобы присутствовать на богослужениях в стенах молитвенных домов. Не делает ли этого молодежь из-за того, что на парковках её лучше понимают, нежели в самом собрании? Где они, проповеди, актуальные и понятные молодежи? Где они, беседы, более обучающие, нежели осуждающие и отталкивающие?

Ситуация с известной семьей Козловых, выходцах из церкви “нерегистрированных” баптистов, проживающих в США и осужденных на длительный срок заключения за сомнительные методы воспитания детей, является лучшей иллюстрацией всей той путаницы, в которой обнаружили себя на западе эмигранты-христиане.

Славянские церкви вдруг обнаружили, что вместо притеснений времен коммунизма, на западе они находятся в условиях свободы. Но, вместо того, чтобы воспользоваться новыми условиями, многие, почему-то стали ругать свободу, существующую на западе, наряду с коммунизмом, а Америку в целом – хуже, чем СССР времен Сталина и Хрущева! Как это свойственно нам, славянам, ругать “всех и вся” вокруг и, обвиняя всех, забывать о том, что решение эмигрировать принимали мы сами, не кто-то другой, не западные правительства. Да и бежали многие… от своего прошлого, а может быть и от себя. Только вместо этого привезли на запад старые проблемы. “От себя, как говорится, не убежишь”.

Нам предстоит «долгая дорога в дюнах» самоидентификации и самоопределения. Нам нужно определить содержание того, кто мы такие, славянские христиане-баптисты… Можно ли нас отличить только благодаря аскетическому внешнему виду, языку на котором мы говорим, замкнутости и отделенности от внешнего мира, или же нас можно заметить, благодаря нашим внутренним качествам и открытости по отношению к обществу?

Богословие – это мысли о Боге, ведущие к жизни с Богом. Богословие рождается там, где есть движение мысли, а не застой, где существует свобода мысли и отсутствует стагнация и культура страха. Дай Бог, чтобы мысли о Боге чаще возникали в нашей среде, но не спонтанно, не время от времени, а постоянно, не только в устной, но и в письменной форме, чтобы, наконец, можно было определенно ответить на вопрос: “Есть ли у христиан-славян богословие?”.

Фото: Pixabay.