Церковь, общество и государство в бывшем Советском Союзе
Постсоветское пространство остается сильно, почти односторонне зависимым от происходящего в России. Прошлый год стал успешным для “путинской” дипломатии. Россия смогла вернуть влияние в Украине, Армении, Кыргызстане, которым сейчас активно навязывается более активная форма экономического и военного сотрудничества. В Белоруссии и Казахстане, которые уже являются членами Таможенного Союза, след Путина проявился в ужесточении политических и религиозных репрессий. Зависимость от российских природных ресурсов и кредитов непременно проявляется и в копировании религиозной политики. То, что Патрик Бьюкеннен опрометчиво назвал «консерватизмом» Путина, защитой «традиционных ценностей», является лишь способом легитимации российской имперской политики в отношении сопредельных территорий и репрессивной политики в отношении нетитульных или нонконформистских религиозных групп.
В самой России проявления гражданской и религиозной свободы жестко ограничиваются из соображений государственной безопасности: разгоняются митинги в память об узниках Болотной, народные сходы против преступности и бездеятельности власти, и даже собрание сочувствующих после терактов в Волгограде. Приняты беспрецедентные меры предосторожности и ограничения свобод накануне Олимпиады в Сочи. При этом, сделаны символические уступки международному сообществу – в декабре 2013 года вышли на свободу жертвы политических репрессий: Михаил Ходорковский и участницы группы PussyRiot: Надежда Толоконникова и Мария Алёхина. Все они, по оценке Amnesty International, ранее были признаны узниками совести.
Характерно, что жесткую позицию Кремля в отношении узников совести полностью разделяет Русская Православная церковь. Это можно объяснять привычными для нее «симфоническими» отношениями с государством. Что сложнее объяснить – это симпатии в российском обществе и христианском сообществе к жесткой политике Кремля, спрос на «сильную руку», антизападные настроения, правовой нигилизм, антидемократическую моду. Отчасти это можно объяснить страхом, отчасти недостатком информации и религиозными традициями.
Страх вынуждает людей избегать опасных тем, прятать голову в песок и сосредотачиваться на простейших личных интересах. В обществе страха верующие не говорят о социальной ответственности, справедливости, правде, свободе, солидарности, преобразовании общества. Они предпочитают говорить о предельно далеком и абстрактном – о душе и вечности.
Недостаток информации оправдывает пассивность и конформизм. Результатом агрессивной государственной пропаганды и ограничений независимых СМИ стала монополизация информационного пространства. Это коснулось и религиозных организаций, их официальных позиций и информационной политики. Как говорит русская народная мудрость, «меньше знаешь – крепче спишь». В условиях, когда знание становится опасным, предпочитают “не знать”, а если “знать”, то не говорить, если же “говорить”, то лишь самыми общими фразами.
Но и сами постсоветские религиозные традиции ограничивают гражданскую и даже собственно религиозную активность – там, где она выходит в общественное измерение и затрагивает больные вопросы. В местных традициях принято терпеть и молчать, идти на любые компромиссы, лишь бы “сохранить церковь”. Поэтому даже евангельские церкви, наиболее пострадавшие от сталинских репрессий, посылали И.В.Сталину поздравительные телеграммы как «великому другу всех верующих», а их лидеры уверяли запад, что «в СССР нет ни одного узника совести». Поэтому Русская Православная Церковь, почти полностью уничтоженная Сталиным в 1920-30-е годы, издает к 2014 году подобострастный календарь «Сталин» (в издательстве «Достоинство» Свято-Троицкой Сергиевой Лавры). Поэтому лидеры протестантских союзов России в том же сталинском духе говорят о происках запада на украинском Майдане, повторяют мифы о “братских славянских народах” и “старшем русском брате”, и душат в этих “братских объятиях” соседние республики.
Какие уроки прошлого года стоит извлечь, чтобы наше отношение к происходящему в постсоветском мире было более объективным и деятельным?
Основной проблемой в обеспечении гражданских и религиозных свобод становится не чрезмерно активное вмешательство государства, но пассивное состояние общества и безучастие религиозных организаций. Как говорят осторожные украинцы, «Моя хата с краю».
Противостоять государству в отстаивании своих законных прав и свобод может лишь сильное общество. Как разбудить и усилить общество при отсутствии гражданских институтов? Кто это может сделать, кто способен выступить с вдохновляющей и преобразующей инициативой? В условиях слабого гражданского общества наиболее действенными его участниками могут быть именно религиозные организации. Поэтому ключи к трансформации общества лежат в руках церкви. В свою очередь, преобразование церкви, критический самоанализ, переоценка, обновление ее традиций возможны только в диалоге традиций, в тесном взаимодействии национальных церквей и мирового христианского сообщества, через международные партнерства и сетевые связи экспертов, образовательные, информационные, социальные проекты, направленные на формирование нового поколения лидеров для церкви и общества.
Итак, в постсоветском обществе путь к трансформации общества лежит через реформацию Церкви. Что может трансформировать церковь? Обучение новых лидеров, межцерковные партнерства, информационная подотчетность СМИ и обществу, активность независимых экспертов, качественная аналитика тенденций в отношениях церкви, общества и государства; международная поддержка прогрессивных инициатив; широкое движение христиан-мирян, распространяющее пределы миссии в профессиональных сферах.
В то же время, именно сейчас наметились наиболее тревожные тенденции в социально-богословских позициях постсоветских церквей: ностальгия церкви по советской стабильности; демонизация Европы и антиамериканизм; разочарование в христианских возможностях общественных преобразований; недоверие к молодому поколению, сохранение ключевых позиций за лидерами советской эпохи; тихая политизация церкви («молчание – знак согласия»).
Эти негативные тенденции вряд ли обратимы в краткосрочной перспективе. Надежда связана с новыми христианскими поколениями, выросшими “после СССР”. Как говорил Томас Кун по поводу научных парадигм, “чаще всего сторонники новой парадигмы побеждают не потому что переубеждают, а потому что представители старой парадигмы вымирают”.
Наиболее позитивным знаком нового времени, новой (пост)постсоветской эпохи считаю украинский Майдан – как проявление гражданского общества, как мирную форму протеста против коррумпированной власти, как манифестацию свободы. Основой протестного движения стали студенты – поколение будущего. Они и приняли на себя основной удар полиции в ночь жестокого разгона 30 ноября 2013 года. Второй опорной силой стали журналисты, пятая и единственная пока еще независимая власть в стране. Третьей силой стали церкви. Именно церкви открыли двери студентам, за которыми охотились специальные подразделения полиции, и защищали их.
Ночью 11 декабря 2013 года внутренние войска и специальные подразделения “Беркута” начали второе наступление на Майдан, и церкви ударили в колокола, созывая людей на помощь. Подобное происходило 800 лет назад, когда войска монгольского хана Батыя штурмовали Киев. Тогда последние защитники укрылись в Десятинной церкви.
Сегодня последним прибежищем свободы и оплотом гражданского общества стала церковь. Можно сожалеть о том, что за двадцать лет свободы другие институты гражданского общества так и не сформировались, но лучше поддержать то, что есть. Церковь, студенты и журналисты – достойная триада, которой принадлежит будущее постсоветских стран. Колокола церкви зовут людей защищать свою свободу и быть достойными ее. Экстремальная социальная ситуация возвращает церкви главную роль в развитии гражданского общества постсоветских стран. Украинский Майдан стал последним важным событием уходящего года, и есть надежда, что 2014 год пройдет под знаком этой мирной революции достоинства.
Не стоит забывать о том, что приближается 2017 год – столетие кровавой российской революции и пятисотлетие Реформации М.Лютера. События могут пойти или по пути революции, или по пути Реформации. Без Реформации церкви и ее активных социальных инициатив общество пойдет по пути эскалации насилия, ограничения свободы и государственного диктата. Церковь может оказаться либо объектом революции, либо субъектом Реформации. Так что в постсоветской истории судьба церкви и судьба народа по-прежнему неразрывно связаны, поэтому социальные инициативы церкви оказываются критически важными для жизни государства и общества.
Photo: Pixabay.
Опубликована с разрешения автора.