Трагизм героя или противоречивый Лютер

От редакции: В 2017 году христианское сообщество будет праздновать 500-летнюю годовщину протестантской реформации. А.Денисенко предлагает свой взгляд на личность и дело немецкого реформатора Мартина Лютера.

О великом реформаторе Мартине Лютере написаны десятки биографий на русском языке. Эти биографии сформировали в нас, хоть и объективное, но все же шаблонное мышление относительно жизни и идей отца немецкого протестантизма: Мартин Лютер – борец с разложением католической церкви, Мартин Лютер – это Sola Scriptura и Sola Fide, Мартин Лютер – это библейская цитата «праведный (только) верою жив будет». Все это верно, вот только хотелось бы в преддверии празднования 500 лет со дня Реформации посмотреть на Лютера и с другой стороны, еще раз обратить внимание не только на величие, но и на противоречия, которые были присущи его личности.

Конечно же, я не хочу вслед за католиком Иваном Горби, одним из самых провокационных (и предвзятых) биографов Лютера, сказать, что реформатор поломал и осквернил естественный ход истории, вверг Западную Европу в водоворот (не только духовных) долгосрочных бедствий, причины которых, европейцы пожинают и по сей день. Неприязнь к Лютеру настолько сильна у этого автора, что он называет его «лже-Давидом», который сам превратился в «виттенбергского папу» – «авторитарного монстра, погрязшего в лицемерии, грубости, изощрявшегося в площадной ругани», а его дело называет разрушением Церкви и подменой ее каким-то жалким гибридом. Горби, не просто преувеличивает, он пишет так из злого умысла.

Я ни в коем случае не хочу приукрасить жизнь и деятельность Лютера, но все же, в канун празднования такой знаменательной даты, призываю к чтению разнообразных жизнеописаний реформатора. Такая практика поможет нам не только еще раз убедиться в значимости и знаковости фигуры Лютера, но и избавит нас от иллюзий, которые мы порой питаем по отношению к нему. Критика всегда должна быть обоснованной, а похвала не основываться на слепом доверии. 

В своей книге «Великие христианские мыслители» опальный католический теолог Ганс Кюнг «рисует» теологические портреты семи известных мыслителей. На вопрос, почему он выбрал именно этих, а не каких-то других представителей богословской мысли, тюбингенский профессор отвечает, что почти все представленные личности (за исключением одного) являются основоположниками новых теологических парадигм. Одним из представленных теологов в его книге является и его соотечественник – немецкий реформатор М.Лютер, стоявший у истоков протестантской реформаторской теологии. И, хотя у истоков более радикальной Реформации также стояли Ульрих Цвингли и несколько позже Жан Кальвин, которые, по словам Кюнга, сыграли (даже) более важную роль в истории развития Старого и Нового света, чем лютеранство, автор все же выбирает Лютера. Лютера противоречивого. Лютера, чья Реформация расчистила дорогу не только современности, свободе религий и Французской революции, как довольно часто любят (однобоко) утверждать некоторые «специалисты» по церковной истории, но и (что, часто упускается) княжескому абсолютизму и деспотизму.

Кюнг хоть и уважительно отзывается о Лютере, все же здраво отмечает, что в лютеровской Германии (иначе, чем в Швейцарии Кальвина) была создана не свободная христианская церковь, а сомнительное с христианской точки зрения церковное господство князей. Уже позже, благодаря кальвинистам (а также английским, голландским и американским «пуританам»), о чем подробно напишет Макс Вебер в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма», дух предпринимательства выйдет на новый уровень как общезначимая этическая проблема, как дело, весьма угодное Богу. Успех в мирских делах, станет одним из определяющих факторов для избранников Божьих. Кстати, и с «протестантским капитализмом» не все так просто, как кажется. Так, например, оксфордский профессор Макграт пишет, что популярный вариант тезиса Вебера о том, что возникновение капитализма является прямым следствием протестантской Реформации, исторически не состоятелен. Капитализм существовал задолго до Реформации, Вебер лишь исследовал новый (современный его времени) «дух капитализма», а не капитализм вообще и уже, тем более, не капитализм, которым мы с вами знаем сегодня. 

“Лютер, – писал российский философ Владимир Зоц в своей статье «Гуманизм: вечный поиск синтеза человека», – является примером «трагической противоречивости».” Автор вспоминает слова Лессинга, который говорил о Лютере так: «великий непонятый человек». Лютер почему-то очень часто ассоциируется у нас только лишь с попыткой обновления западного христианства, с доктриной «спасения по вере» и с Sola Scriptura. Однако, известно ли нам надконфессиональное значение Реформации, ее мирское значение? Помним ли мы о том, что Эрнст Трёльч не отождествлял протестантизм с лютеранством. Как реагировать на то, что протестантизм протянул руку секуляризации? А ведь секуляризированный Запад, не исповедует сегодня официально никакую религию. И это – тоже наследие Реформации о которой стоит сесть и честно поговорить.

Более того, Макграт считает, что смысл Реформации надо искать не в государственной религии, а в протестантских сектах. Он также напоминает, что протестантизм также частично ответственен и за атеизм. Последний возникает тогда, когда исчезает религиозное ядро, но сохраняется характерная форма этого ядра. Под «формой» понимается совокупность социальных, политических, моральных и экономических принципов, которые когда-то основывались на вере, а сегодня могут существовать самостоятельно  Может, стоит признать, что атеисты и секуляристы также, в какой-то мере, являются наследниками реформационной деятельности Лютера и Кальвина? О постденоминационных христианах, как о наследниках Реформации (а их в последнее время становится все больше и больше в современном постмодернистском мире) так сказать можно c абсолютной уверенностью.

Зоц в своей биографии критикует лютеран-церковников, которые с самого начала пытались представить себя в качестве единственных полноправных преемников Лютера. Да, соглашается он, лютеранская церковь, внесла неоценимый вклад в собирание, толкование и осмысление Лютера, но она также стала известной и своей невосприимчивостью к «самым смелым и плодотворным из его начинаний». Такие видные деятели немецкой культуры, как И.Кант, И.Г.Фихте, Ф.Шиллер и Й.В.Гете считали своим долгом спасать наследие Лютера от «убогих толкований лютеранских попов». Можно вспомнить, как Макс Вебер, в противовес немецкому лютеранству, ставил в пример многоконфессиональные традиции протестантских сект (обобщим их словом «пуритане»). Лютеранству не хватило антиавторитаризма, который был характерен сектам. Не стоит забывать, что сам Вебер, как пишет его биограф Ю.Каубе, понимая все величие Лютера, все же писал Адольфу фон Гарнаку, что лютеранство в его исторических проявлениях – «это самый ужасный из всех ужасов».

Лютер не пытался создать новую конфессию и не хотел, чтобы его имя ассоциировалось с новой веткой христианства. Своей миссией он видел реформирование Католической церкви, очищение ее от заблуждений и злоупотреблений. Насильственным методам он противопоставлял «духовный мятеж», а точнее: пропаганду реформационного учения, критику католицизма, отказ от католического культа и от материальной поддержки папы. Такие действия, по словам Лютера, уже в ближайшие годы должны были привести его материнскую церковь к краху. «Слова и сочинения нанесут им (папистам) больший ущерб, чем оружие и конница», – считал он. Вот только к концу своего жизненного пути, когда Реформация институализировалась, а ее наследие стремительно стало перемещаться в сферу деятельности властей, Лютер стал грубым, раздражительным. Если 20-30 лет назад «дьявола» олицетворяло папство, то  теперь, крестьяне, сектанты, турки и евреи. Вот, как описывает это один из его биографов: «Достаточно было пустяка, чтобы взяться за дубину: девочка, посмеявшаяся над таинством и духовным саном, должна быть наказана карцером. Безбожников следует хоронить на живодерне. Священник, уронивший гостию для причащения, арестовывался. Больших нелепостей не было и до Реформации».

Один из русскоязычных биографов Лютера, Эрих Соловьев в своем эссе «Время и дело Мартина Лютера» пишет о том, что охарактеризовать Лютера просто как борца против засилья Римско-католической церкви и основателя нового христианского вероисповедания (лютеранства) — значит сказать о нем слишком мало. «Трагическая противоречивость» – так называет он судьбу Лютера. Ссылаясь на работы Энгельса, автор показывает, как соратник Маркса показывает непримиримость личности Лютера-реформатора с его неблаговидным сословно-классовым выбором. И, хотя Энгельс жестко критиковал Лютера, это не мешало ему подчеркивать эпохальное значение его «дела». Он относит немецкого реформатора к историческим деятелям, которые вызвали к жизни «величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоху, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли страсти и характеру». Лютер – это фигура ренессанса, сравнимая по своей величине с Леонардо да Винчи, Альбрехтом Дюрером и Никколо Макиавелли.

«У Лютера – все причудливо, все «не по правилам»», – пишет Соловьев. Лютер неоднозначен. С одной стороны, Лютер – фидеист, так как выступает против церковного авторитета, с другой стороны, он – ортодокс, который идет против догматики. Соловьев подмечает, что у исторических личностей, деятельность которых эпохально значима, есть одна черта: их поведение не всегда поддается расшифровке. Вот, например, взять еврейский вопрос, в котором мнение Лютера было далеко не однозначным, или, как пишет Эрик Метаксас, «противоречиво и провокационно». В 1523 году Лютер пишет сочинение под названием «О том, что Иисус Христос был рожден евреем», в которой он уважительно и почтительно относится к евреям, говоря о них, как о кровных родственниках, двоюродных и родных братьях Христа, а о язычниках – как о зятьях и чужаках. В 1543 году в свет выходит сочинение «О евреях и их лжи», в котором Лютер повторяет присущие его времени клише относительно евреев, где они названы «презренными гнусными людьми», «полными яда».  Здесь он призывает к тому, чтобы предать огню их синагоги и школы, разрушить дома, забрать у них религиозные книги, запретить раввинам учить, пресечь их собрания, не позволять им заниматься ростовщичеством, принудить к физическому труду.

Ранний Лютер относился к евреям с удивительной для того времени, терпимостью. Можно сказать, больше его даже возмущало негативное отношение христиан к евреям. Метаксас выдвигает предположение, что по причине отвратительного здоровья (запоры, геморрой, катаракта, болезнь Меньера, камни в почках и желчном пузыре, артрит, нарывы на ногах, отравления) и депрессии, Лютер становился все более раздражительным. Как пишет автор, отношение Лютера к евреям, как, кстати, и к другим людям, ожесточалось и усугублялось по мере того, как он терял здоровье. И если в начале своей творческой деятельности он пишет «о том, что Иисус Христос родился евреем», то на закате жизни он разразился уже упомянутым мною, злобным пасквилем «О евреях и их лжи» (который нацисты потом разберут на цитаты). Тот, кто однажды говорил о евреях, как об избранном Богом народе, теперь обрушивает на них слова: «презренный, прелюбодействующий народ». Такое отношение у него было не только к евреям, например, «разум», он назвал «шлюхой дьявола», папу римского – «Антихристом», а католические правила брака «торговлей вульвами, гениталиями и срамом». Здесь стоит оговориться, вспомнив о том, что Лютер не выступал против «расы» или «крови», его оскорбляло то, что евреи не откликнулись на его попытки обратить их в христианство. Антииудаизм (не путайте с «антисемитизмом») Лютера был основан не на узком национализме, а на сложно разрешимых теологических вопросах.  Хотя, об этом тоже не стоит умалчивать, в целом негативное отношение к евреям было частью истории средневековья.

Таким же противоречивым Лютер был и в вопросах насилия. Неоднозначность немецкого реформатора в вопросе «крестового похода против Рима» еще раз доказывает, что гений не может быть вписан в одну парадигму, всякая попытка «схватить» его личность и уж тем идеализировать ее, всегда будет провальной. С одной стороны, Лютер хотел «отвоевать» у папства «массу слепых приверженцев» ненасильственным способом, с другой стороны, в его работах мы не раз встречаем высказывания, которые звучат как призыв к насильственному действию. Вот какую цитату «проповедника восстания» приводит его биограф Соловьев: «Если мы наказываем воров мечом, убийц виселицей, а еретиков огнем, то не должны ли мы тем скорее напасть на этих вредоносных учителей пагубы – на пап кардиналов, епископов и всю остальную свору римского содома, напасть на них со всевозможным оружием и омыть наши руки в крови».

Мы видим, что тот, кто говорил простому люду «устраивать мятежи – не Божья забота», допускал, более того, одобрял применение насилия по отношению к крестьянам. Вспомним хотя бы то, что в 1525 году, в разгар Крестьянской войны, Лютер пишет работу «Против убийственных и грабящих орд крестьян», в которой выступает с критикой бунтовщиков и где называет расправу с зачинщиками беспорядков богоугодным делом. Такие противоречия и несогласия внутри Реформации были на руку врагам Лютера, которые, то и дело, слагали целые каталоги о том, что реформатор говорил раньше и что он делает теперь. Предательство Лютером крестьян, стало излюбленной темой папистов.

Также стоит обратить внимание на тезис Лютера о «священстве верующих», который он отстаивает вслед за Уиклифом и Гусом. Современным протестантам стоит помнить, что именно через крещение (а не через рукоположение), по мнению Лютера, все христиане приобщаются к священническому служению. Эта формула включает в себя и то, что пасторская деятельность рассматривается как деятельность, на которую уполномочивает община (церковную власть выбирают члены общины) и которую можно сравнить со службой выборного бургомистра. Одно из основных требований, которое предъявляется пастору, – специальная подготовка в толковании Священного Писания и церковных церемониях. Именно эта квалификация отличает церковнослужителя, а не некая-то«сверхъестественная миссия». Право учить публично дается общиной. Должность проповедника была установлена Христом, но если человек самовольно начинает проповедовать, то это неповиновение Богу. Разве это не идет вразрез с тем подозрительным отношением в духовному образованию, подкрепляемым вырванным из контекста стихом  из 1 Коринфянам 8:1 («знание надмевает»), которое мы наблюдаем среди большинства протестантов?

«Может ли гениальность быть фанатичной?», – таким вопросом в своей биографии о Лютере, задается И.И.Гарин. Все новое, пишет он, требует определенной «одержимости, предвзятости, подвижничества и справедливости своего дела». Все первопроходцы в той или иной мере принадлежат к опасной категории «истинно верующих». Именно по той причине, что вера парадоксальна, иррациональна, абсурдна и глубоко трансцендентна, ее самые активные последователи тоже парадоксальны, иррациональны и противоречивы. Парадокс, который выражается в трагизме роли героя, говорит нам о том, что для установления порядка и гармонии от героя требуется участие в революциях. Герой всегда остается противоречивой личностью. Лютер боролся против папы, но под конец жизни сам снискал славу такового, применяя цензуру по отношению к неприятным ему инакомыслящим в собственных рядах. Постепенно из реформационного движения возникла церковь, которая, на примере папства, начала практиковать отлучение – «отделываться от строптивых сектантов, вводить в рамки тех, кто в своем энтузиазме упрямо отклонялся от церковного учения, и подавлять ереси».

В заключение скажу, что все вышеизложенное ни в коем случае не было написано с умыслом очернить личность Лютера или приуменьшить значение его наследия. Мне кажется, что важно изучать не только идеи Лютера, но и его жизнь, которая во многом зависела от того исторического и культурного наследия, которое его окружало. Реальная, а не приукрашенная жизнь Лютера бросает вызов не только нашим богословским взглядам, но и нашим предрассудкам о нем самом. Конечно же, Лютер – великий человек, оставивший неизгладимый след в истории западной цивилизации, но он также всего лишь человек, который был склонен к ошибкам и проступкам.

При чтении биографии Лютера стоит быть предельно критичным и честным по отношению к его личности. Вот, как Лютер обращался к своим последователям: «Прошу, не стоит упоминать моего имени и называть себя лютеранином, а не христианином. Кто такой Лютер? Ведь, в конце концов, учение-то не мое. И, к тому же, меня никто не распинал. Разве можно мою жалкую, смердящую плоть совместить с тем, чтобы дети Христовы назывались моим далеко не святым именем?»

Материал опубликован с разрешения автора.

© 2016 А.Денисенко и “Христианский мегаполис”.

Примечание: Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов, однако это не препятствует публикации статей, написанных с разных позиций и точек зрения. Редакция не несет ответственности за личную позицию авторов статей, точность и достоверность использованных авторами источников и переписку между авторами материалов и читателями.

При цитировании материалов портала “ХМ” в печатных и электронных СМИ гипер-ссылка на издание обязательна. Для полной перепечатки текста статей необходимо письменное разрешение редколлегии. Несанкционированное размещение полного текста материалов в печатных и электронных СМИ нарушает авторское право. Разрешение на перепечатку материалов “ХМ” можно получить, написав в редакцию по адресу: christianmegapolis@gmail.com.