
Рождение Рождества
Вы пойдите, посмотрите
На великое смиренье.
“Эта ночь святая” (колядка).
День рождения христианства – это не день появления на свет его основателя Христа, а день Его Воскресения. «Воскресение – вот документ истинного Бога», – писал В. Соловьев. Радость воскресения, дарованного Спасителем, затмевает своим светом даже радость рождения человека в этот мир. Поэтому на протяжении первых веков жизни Церкви о Рождестве Спасителя как будто забыли. Даже раньше, чем Рождество Христа, праздновалась память мучеников, которую принято было называть «natalitia», то есть «родины».
Появление этого праздника в богослужебном цикле церковного календаря и практично, и полемично. Практично в том смысле, что Церковь не упускала из виду ни одного, даже ржавого гвоздика выстроенной человечеством цитадели языческой культуры, а воцерковляла, если это могло послужить спасению человека. А полемично потому, что в то же время Церковь не впускала в свои недра языческий дух этой культуры. Этим объясняется тот факт, что впервые о Рождестве Христовом как о церковном празднике вспоминает Климент Александрийский в III веке в ходе полемики с гностиками Василидианами. Они праздновали Богоявление как акт сошествия «нуса», то есть истечение ума божества в виде голубя на человека Иисуса, Который только после этого стал безгрешным. Конечно же, Церковь противопоставила этой традиции свою, и начала праздновать Богоявление и Рождество Христово в один день – 6-го января. Этим самым Церковь ставила чёткий богословский акцент: Христос уже родился Богом, а в своем Крещении не стал Богом, а только явил Себя Богом, как Единый от Троицы.
Но Иерусалимский Патриарх Ювеналий не мог поддержать эту традицию по обыденной причине: «Я не могу в один и тот же день идти на Иордан и в Вифлеем», – писал он в одном из своих писем.
Церкви, как и любому живому организму, присущ инстинкт выживания. Как, например, вести себя христианину, проживавшему в то время в Риме? Ведь как раз в этот период года здесь бурно праздновались сатурналии, или солнцеворот. Вот, папа Юлий в IV веке и решил отделить Рождество и Богоявление так, чтобы святки как раз охватывали весь цикл сатурналий. Таким образом, христиане, живущие в языческом обществе, тоже радовались, только Солнцу Правды, как Христос и именуется в тропаре Рождеству. Позже эту практику аккуратно вводит в Антиохии Иоанн Златоуст, а Григорий Богослов распространяет эту традицию по всей Византии.
Нечто похожее на то, что происходило с христианами в мире ветхой языческой культуры в древнем Риме, происходит ныне на Новый год и на Украине. Гражданский Новый год приходится как раз в Рождественский пост. И что же делать 1-го января бедным, загнанным в самую дальнюю комнату православным, когда всё кругом громыхает и светится так, что уснуть невозможно в эту «грешную» ночь? Вот епископы и благословляют священникам по местам служить ночные литургии. Мученик Вонифатий, память которого выпадает как раз на 1 января, уже становится особо почитаемым в нашем народе святым, наравне с мучениками Пантелеймоном или Георгием Победоносцем. Да и молятся ему, как говорят благочестивые прихожане, об избавлении от пьянства да разврата, а это ох, уж как актуально в эту скоромную ночь.
Но, конечно же, не дай Бог впасть в крайность и думать: «Вот, мы не такие, как все остальные, кто сейчас не молится с нами, мы стоим тут в храме, а весь мир лежит во зле». В таком непраздничном настроении живет христианство по форме и фарисейство по содержанию. Христианство не стало обособляться в кольцо гордыни избранного круга, оно – сама жизнь, и в дряхлеющую жизнь проникает, даруя юность старости и детскую радость отягощенному бременем проблем зрелому человеку. Один мой товарищ как-то в церкви в эту ночь сказал: «Вот, мы тут в храме поем “Аллилуйя”, а там, на улице хлопушками Бога прославляют». Не знаю, прав он или нет буквально, но мое сердце подсказало, что в этом есть истина, а истина старается проникнуть в мир человека, а не отгородиться от него.
В мире мертвящих своим холодом интерпретаций жизни, социальных и философских программ выхода из кризиса бытия появилась сама жизнь, для того, чтобы теплом своей человечности даровать людям радость. Просто, не требуя отчетов о прожитых безбожных столетиях, и не навязывая никаких рецептов исцеления или курсов обучения Нового Завета. Сия непосредственность тяжела для человека, сия любовь неприемлема для гордого сердца, что ж, Бог легко обходит эти преграды и приходит к ничтожным единицам для того, чтобы пребывать со всеми. Для христиан это очень важно понимать, потому что мы привыкли учить и вести за собой, не считая нужным для себя любить тех, к кому обращаемся, тех, с кем живем.
В Церкви любой праздник говорит, прежде всего, о воплощенной истине, о Христе, и всё богословское содержание богослужебных текстов выписывает Его словесную икону. В процессе своего исторического становления Церковь в полемике с язычеством сама для себя выясняла, и для мира являла, рассматривала и осмысливала нетленный лик своего Основателя. В этом смысле праздник Рождества Христова — это повод поговорить о том, Кто же и для чего родился в этот мир. Но, прежде всего, необходимо сказать слово о Его матери Марии, чье сердце стало той дверью, через которую вошел Спаситель в мир.
В канонической иконе Рождества Христова есть интересная деталь: Мария здесь отнюдь не обнимает нежным материнским взглядом младенца-Христа. Ведь у Неё на руках Тот, Кто и Её, и нас, и всю вселенную удерживает, утверждает, ограждает и миротворит. В вере Марии в своего Сына заключается её могущество, а в смирении с волей Творца – красота и грация, с которой Она возлежит на своем материнском ложе. Всё ее внимание устремлено на Иосифа. В этот момент пастух сообщает ему о том, что он услышал от ангелов о Рождестве Мессии. А Иосиф, возможно, в этот момент мысленно произносит в своей душе то, что когда-то вслух произнесла Мария: «Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк.1:38)? «Я раб твой, Господи, пускай будет так, как Ты того желаешь, ты лучше знаешь то, чего я не постигаю, но принимаю сердцем по примеру Девы, следуя стопам ее непостижимой веры».
Мария переживает, как же сможет вместить немощное человечество Невместимого? Она смотрит на нас с вами заботливым и тревожным материнским взглядом, ведь каждый, кто примет Христа в причастии, в таинствах, в молитве, становится беременным Духом Святым, носит духом в утробе своей Того, Кого она родила плотью. Церковь – это Плоть Христова, которую родила однажды Дева, и в которой постоянно рождаются новые люди из ветхой телесности своей. Она беспокоится, родится ли в нас Христос духовно, как в ней родился телесно? Дева отдала в нашу власть Того, кому подчиняется весь мир видимый и невидимый. Отдадимся ли мы Рождшемуся так же, как она: разумно, смиренно, всецело?
Он всего Себя искренне отдает нам, а мы предаем, оскверняем, теряем Младенца, потому что половинчато живем, однобоко мыслим, лицемерно молимся. Этот трагизм и, одновременно, радость Рождества вечного во временном и постоянного в преходящем присутствует в глубине устремленного на Иосифа, а в его лице на нас, взгляда. Кто заметил Твое пришествие в славе Твоего смирения? В чьем сердце запечатлеется Твоя жизнь? Что ждет Тебя в мире, который ждал совсем другого от Тебя, да и Тебя ли он ждал?
В Евангелии запечатлено замечательное ангельское славословие: «И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! » (Лк.2:14-16). Чему же ангелы так возрадовались? Тому ли, что узрели Царя Небесного на небесном престоле? Да, но не в Сущности своей непостижимой, ведь ангелы всего лишь служебные духи, низшие по сравнению с нами твари, и не могут впереди нас познать Сущего. Всё великолепие этого вышнего ангельского рождественского славословия предназначено для царя твари – человека и Божества на Своем престоле – человеческом сердце. Ведь они наконец-то увидели величие человеческое во смирении Божества. Вот он, наш Хозяин – Богочеловек. Вот какими Ты, Господи, создал людей! Тех, о которых мы плакали, которых мы с таким нетерпением ждали, а теперь возрадовались, ибо можем, работая Богу, служить человеку, который раньше так усердно подчинялся Маммоне, и мы не могли помогать ему.
Во взгляде Иосифа, беседующего с пастухом, совсем нет терзаний и сомнений. В нем, скорее всего, царит благоговейное недоумение. Ведь он хотел отпустить Марию не потому, что заподозрил её в неверности, он узрел Царя своего в подвластной ему по закону иудейскому Деве, Которому подчинился по любви. “Не бойся принять Марию, жену твою”, — [говорит ангел]. Это показывает, что [Иосиф] отнюдь не пришел в негодование или исполнился презрением, но он испугался её потому, что она была исполнена Духа Святого», – замечает Василий Великий в своей рождественской проповеди.
Только рядом с великими людьми чувствует свою значимость маленький человек, и по скромности своей смущается и боится, что не сможет вместить, донести, исполнить заповеданное как должно. Какое же величие должен был ощутить человек, находясь возле неизреченного благородства Божества, и какое необходимо смирение, дабы не возгордиться чувством своей значимости? Видя это смирение и высокую религиозную культуру, Властитель вселенной склоняет Свою голову, дабы не испугать подопечного, и на ухо тихонько сказать Свою волю, Свое желание, не приказать, а кротко попросить. Этот внутренний дух трезвости и великой простоты присущ молитвенному взаимообщению Бога и человека именно в православной традиции. Господь просит Иосифа, а он, по скромности своей, смущается, а не бежит навстречу славе: «Это я, избранный опекать Царское Дитя, именно я, а никто другой!».
В нашем мелкоцерковническом сознании бытует легендарное сказание, вполне в духе турецких сериалов. Мол, Иосиф благородный такой джигит, поступил как настоящий мужик, узнав, что Мария беременна, не убивает её, не выдает в народный суд, что в теократическом обществе равно смерти, а тайно отпускает: «Помни, мол, мою доброту, красавица».
Чтобы адекватно осмыслить этот важный момент в истории Домостроительства нашего спасения, прежде всего, нужно помнить, что Иосиф был праведник, а не благородный рыцарь. А праведники, в ветхозаветном понимании этого слова, — это не только люди, чувствовавшие свое единство с Богом и усердно служившие Ему. Беспристрастный взгляд на текст Ветхого Завета и на окружающую нас действительность фокусирует внимание на другом. Не помню я, чтобы кто-то хвалил праведников за их благочестивую жизнь, и никакого “пиара” Господь им не делал в израильском народе. Праведным в глазах Божьих был тот человек, который узрел глубину своего падения и воззвал из этой глубины: «Господи, помилуй!».
Отнюдь не супружескую ревность, не гордость иудея, дождавшегося своего Мессии, почувствовал Иосиф в своем сердце, приближаясь к рождественским яслям. Он увидел свою немощь перед таинством Боговоплощения, перед непостижимым смирением Божества. Это по смыслу очень близко к душевному состоянию апостола Петра, который во время чудесного улова рыб «…припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним» (Лк.5:8-9).
В образе Иосифа и Петра человечество испугалось своих же надуманных понятий о Боге, своей падшести, устыдилось своей нищеты. Ведь, имея весь мир в своих руках, нам нечего дать Христу. Даже ясли Ему уступили животные, а наше сердце остается неприступным. Могущественный Бог, обладающий всем миром, смиряется с властью Ирода, владеющего крошечным клочком земли – Иудеей – и повелевает Иосифу идти в Египет, бежать. В чем же тогда Его всемогущество? Слабый какой-то Бог, и покрыты позором деяния Его рабов. Он не борется с властью Рима, не стремится к победам. Куда Он может завести человека? «Бог, воплотившись, соединил бессмертный дух со смертным телом и показал человеку путь – смирение», – писал Симеон Новый Богослов. Он не убегает, а ведет Себя естественно. Как человек, как немощный младенец, которому непосильны в таком возрасте ратные труды. И делает это отнюдь не для того, чтобы в свое время вернуться, как лишенный наследства принц и отвоевать Свою вотчину, а для того, чтобы когда-то, когда Он вырастет и взрастит в Себе Человека, подарить людям воистину сверхъестественное свойство – терпение, милосердие, любовь. Быть человеком всегда и везде, на земле и на небе – это, оказывается, главный подвиг, который не под силу совершить без Бога.
За неделю до Рождества Церковь предлагает для прочтения из Евангелия Родословную Христа. Нудный на первый взгляд список имен, который перечисляют Лука и Матфей, имеет всё же свое конкретное предназначение. Византийский богослов Юлий Африкан заметил, что у обоих евангелистов, несмотря на огромное сходство, все же разные списки: это родословные Иосифа и Марии, которые были родом из одного колена Иудина. По-еврейски этот список называется “Толдот”, то есть обычное хронологическое перечисление древа поколений. А вот, если прочитать это слово на греческом языке, – “генезис” – открывается удивительная библейская картина становления человека.
Генезис – это рост, развитие. То есть человечество постепенно, род за родом, год за годом рождало из недр своей истории двух личностей – Иосифа, который оберегал Спасителя, и Марию, родившую Его. Матфей пишет Толдот в начале своего Евангелия для иудеев. Они блюли селекционную чистоту царского рода, из которого родится мессия. Лука же обращается к эллинам, отверженным язычникам. Фамарь – язычница, Раав – блудница, Иуда, вступивший в связь со своей невесткой, Соломон, родившийся от незаконной связи Давида с Вирсавией… Что это? Издевательство над национальным чувством иудея, насмешка над честью царского рода, или это постепенное, медленное прорастание в человеке покаянного чувства: «Помилуй мя Боже по великой милости своей» (Пс.50:1)? Спаситель – не есть достойный плод гордого в величии своей избранности человека, а плод ветви кротости на ветхом древе человечества.
В дивной мелодии смыслов, которая искрится разными оттенками мысли в разных языках, на которые переводилось Евангелие, высокой нотой зазвучала песнь покаяния, не унижающая человека до уровня ветхозаветного раба, а возвышающая выше ангелов. Именно эту песнь покаяния предложил божественный Композитор в Своем Евангелии. Если по-гречески слово «Евангелие» обозначает какую-то важную весть, которую посылает царь своим подчиненным, то в еврейском языке кроется совсем иная глубина этого слова. Евангелие, «бассарет», обозначает жертву, которую евреи приносили в храме во время богослужений. Что же требует Христос в жертву Себе? Он Сам приносит Себя в жертву, а все, что нужно сделать человеку – на толику пожертвовать своим самолюбием, отдать хотя бы маленький кусочек своего сердца, а взамен получить всего себя. Грех унижает человека, делает его фрагментарным, и только благодатью Божией человек может познать свою истинную природу, самого себя доселе неведомого. Как через узкое горлышко вливается вино в мехи и наполняет их до краев, так благодать исполняет все существо человека кающегося. «Жертва Богу – дух сокрушен» (Пс.50:19).
Господь приспосабливается к тому, что человек любит, чтобы разрушить суеверный страх перед Собой и разобщённость между людьми. Здесь, за ширмой человеческой плоти Христа находится Бог. Он подбирается к человеку долгим путём рождения и становления своего человечества: «Ветхий деньми» рождается Младенцем, – восклицает Григорий Нисский, – Не Богом сделался, потому, что уже был Богом, но плотью, чтобы люди могли видеть Его, потому, что людям свойственно верить больше глазам, чем слуху». Господь родился в этот мир совсем не для того, чтобы напугать человека, свести с ним счёты или принести жертву Отцу, как это утверждал в ХІ веке епископ Сотерих, а вместе с ним и вся католическая сотериология. «Господь снишел к нам и воспринял наше естество не как условие примирения, – возражал ему святитель Николай Мафонский, – а ради того, чтобы встретиться с нами во плоти». По слову Григория Неокесарийского, «Он умалил Себя, чтобы быть более понятным для людей».
«Бог стал Человеком для того, чтобы человек стал Богом», – говорит Григорий Богослов. Он принял на себя все условия нашего бытия, начиная от рождения и заканчивая смертью. Он жил в среднестатистической семье плотника, чтобы быть понятным и доступным для большего числа людей. Он приобретал в Своей земной жизни тот чисто человеческий опыт, на языке которого потом будет говорить о Божественном. Оставшись в двенадцатилетнем возрасте в иерусалимском храме, Он, вопрошая, учился. Его воплощение, по слову Максима Исповедника, «не есть приобретение сверхъестественных или чуждых человечеству качеств, но восстановление тех качеств, которые были нам свойственны со времени творения».
Господь сотворил человека как свой родной дом, но человек закрыл его изнутри: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Отк.3:20). За всю историю человечества лишь Мария услышала этот голос и впустила в себя Христа. Благодаря Её подвигу «и мы имеем Того Самого, Кого Дева зачала существенно, в сердцах наших», – говорил Симеон Новый Богослов. Нет, не сорок седмин Даниила определили время рождения Мессии, а свободное произволение Марии. Не согласись Она тогда, не совершилось бы таинство спасения. «Вера – это внутреннее согласие человека с Богом», – писал Климент Александрийский.
Так уж традиционно сложилось, что Рождество Христово – это семейный праздник. Но Церковь Христова расширяет границы Его семьи, делая Бога родным человеку, ожидая Его свободного согласия на вхождение благодати во внутренний мир человеческой души, во все то, что дорого ему, что он любит, чем дорожит. Не для того, чтобы отнять и присвоить Себе как жертву, но чтобы сохранить все важное для человека в мире временном, а самого человека – для мира вечного.
© 2016 “Христианский мегаполис”.
Фото: Pixabay.
Примечание: Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов, однако это не препятствует публикации статей, написанных с разных позиций и точек зрения. Редакция не несет ответственности за личную позицию авторов статей, точность и достоверность использованных авторами источников и переписку между авторами материалов и читателями.
При цитировании материалов портала “ХМ” в печатных и электронных СМИ гипер-ссылка на издание обязательна. Для полной перепечатки текста статей необходимо письменное разрешение редколлегии. Несанкционированное размещение полного текста материалов в печатных и электронных СМИ нарушает авторское право. Разрешение на перепечатку материалов “ХМ” можно получить, написав в редакцию по адресу: christianmegapolis@gmail.com.