Переулками памяти: Молодежь 1970-х (часть IV)

Одной из важных тем церковной жизни в 1970-е годы была тема взаимоотношений верующих и органов власти. Пятое управление КГБ занималось многими вопросам, в том числе проблемами, связанными с религией. В этом отделе был большой чин — Михаил Михайлович Овчинников. Чаще всего он общался со мной. На связи с верующими от лица Овчинникова также находился молодой человек высокого роста по имени Юрий Александрович, и еще Сергей Николаевич. До недавнего времени он “крутился” в христианских кругах. Его видели в компании Зверева, работавшего в международном отделе Союза евангельских христиан-баптистов СССР. С нерегистрированными, “инициативниками” [СЦЕХБ], работать было сложно, поэтому многие работники спецслужб предпочитали устанавливать контакты с регистрированными верующими [ВСЕХБ], а через них — с нерегистрированными.

Познакомился я с работниками КГБ в первый год своего пребывания в Москве. У отца Петра Синицы была сестра Надежда, которая  жила на юге России. Оригинальная, надо сказать, личность, она занималась взаимодействием церкви и органов власти. Надежда почему-то обратила на меня внимание и предложила вместе с ней заняться вопросами урегулирования взаимоотношений органов власти с нерегистрированным союзом баптистов [СЦЕХБ].

Эта тема была в то время модной. Урегулирования хотели и в КГБ, и во ВСЕХБ. Сопротивлялся только Совет церквей. Для самой Надежды это была какая-то навязчивая идея. Сейчас уже не помню точно, на каких условиях, но мы в 1970 году пошли в Комитет Госбезопасности на Лубянку на прием. Пошли во внеурочное время, чуть ли ни ночью. Помню, как нас слушал какой-то работник, кивал и, прослушав, предложил придти в рабочее время. После этого мы ходили на прием еще несколько раз. Нас всякий раз очень внимательно выслушивали. Для КГБ было странно, что верующие первыми проявили инициативу и пришли без вызова.

Мы с Надеждой недолго были в дружбе. Разошлись по ряду причин. Мне же самому было интересно в этом участвовать, потому что я был молод и меня волновала сама возможность прикоснуться к тайне, к подпольной работе Совета церквей. А пойти в КГБ меня убедила Надежда.

Позже, примерно в 1973 году, на спевке и сыгравке за нами пришла милиция. Надо упомянуть, что у нас в обиходе были свои слова. Сыгравкой называлась репетиция оркестра, спевкой — репетиция хора, разбором — изучение Библии.  Однажды во время спевки  на улице Широкой в квартиру Беловых ворвалась милиция и выхватила из моих рук партитуру в тот самый момент, когда я дирижировал хором. Нас переписали, 10 человек забрали в милицию. Меня как самого старшего и “махавшего руками” записали руководителем.  Спустя пару месяцев, меня вызвали в прокуратуру и следователь ровным голосом сообщил, что на меня возбуждено уголовное дело за религиозное воспитание молодежи. Но дело закрылось быстро.

В моей группе были Мицкевичи Петр и Марина, Вальтер (молодой, как мы его называли). Старший — Артур Иосифович, дедушка Петра Мицкевича, пришел к следователю и принес журнал «Братский вестник». Следователь увидел, что «Братский вестник» печатается типографским образом, то есть что наша церковь имела возможность официально распространять религиозную информацию. Дело закрыли. Через некоторое время вновь появились сотрудники КГБ с предложением установить личные контакты.

Меня в то время занимал один вопрос. Поговаривали, что те братья, которые вступили в соглашение с властью, давали так называемую подписку. Как она выглядела, никто не знал. Много лет спустя, в 1986 году, когда я уже сидел в тюрьме, меня навестили сотрудники КГБ в последний раз. В тот раз я, как у нас тогда говорилось, «прикинулся шлангом» и спросил: «Если я согласен сотрудничать, то что должен сделать?» Мне ответили, что ничего особенного делать не надо. Надо просто описать один хорошо известный со слов Александра Федичкина эпизод о посещении нашей страны миссионерской организацией «Навигаторы». Организатор «Навигаторов», морской пехотинец, командир боевого катера, в прошлом воевал во Вьетнаме. Опишите нам этот факт, упомянутый А. Федичкиным, сказали мне. Я писал все под их диктовку.  По сути это был донос. На чье имя, я сейчас не помню. Подписаться мне предложили специальной кличкой. Я ее долгое время помнил, но забыл.

Я ничего не стал подписывать, наоборот решил оставить донос себе, свернул его и положил в карман. Но у меня его отобрали. Мне стало ясно – чтобы стать секретным осведомителем, достаточно было написать один донос и подписать его специальной кличкой. После этого человек становился секретным осведомителем, против него можно было использовать его же собственный донос. У многих баптистских руководителей, ездивших за рубеж, были такие специальные клички.

Говорят, что у Жидкова Михаила Яковлевича [первого пресвитера Московской центральной церкви ЕХБ] была кличка “Невский”. Глеб Якунин эту кличку раскопал в архивах. С уверенностью говорить об этом нельзя, так как трудно представить, чтобы власти оставляли даже в архивах такие порочащие их документы. В кругах верующих существовал миф о подписке; на деле же все было довольно прозаично – обычный донос с подписью клички.  В церквях, думаю, работников спецслужб было много, но нести активное служение, горячо молиться – это очень трудно имитировать, поэтому чужих людей верующим было легко установить. Поэтому эффективнее было вербовать верующих.

Со мной однажды связались из органов, это был Сергей Николаевич. «Зачем вы ездите в Брянск?», – спросил он. «Как зачем! – удивился я. – Нам тут ничего не разрешают, мы хотим провести молодежное собрание». «А если разрешат?» «Тогда мы никуда не поедем, – отвечаю, – и еще брянских сюда пригласим». «Хорошо, – сказал Сергей Николаевич, – мы этот вопрос решим».

Через некоторое время мне позвонили и сказали, что этот вопрос решен. Я пошел к нашему пастору и  увидел «квадратные» глаза высокопоставленных служителей церкви. М.Я. Жидков, Евлампий Алексеевич Тарасов, отвечавший за деятельность протестантов в Совете по делам религий (СДР) при Совмине СССР, другие – все они были очень удивлены. Но, тем не менее, на молодежном собрании они присутствовали, а я его вел. Был согласован порядок ведения собрания. На балконе сидел духовой оркестр из Брянска. Это был где-то 1978 год.

Подобные собрания мы еще много раз проводили. Однажды Жидков подошел ко мне и говорит: «Саша, как так, то, что мы решаем вопросы с Советом по делам религий, называется предательством, а то, что вы решаете свои вопросы работы с молодежью напрямую с сотрудниками госбезопасности, как называется?» Помню, этот вопрос поставил меня в тупик. С одной стороны, было лестно, что мы решали вопросы, минуя церковное руководство, с другой стороны, такое обвинение было оригинальным.

Встречи с сотрудниками госбезопасности назначались по телефону и проходили в гостиничных номерах. От меня нужна была информация, а я же старался наоборот — дезинформировать. К Николаю Епишину тоже часто приходили на работу. Он работал электриком недалеко от ГУМа, в самом центре Москвы, в очень удобном месте. Но и сотрудники госбезопасности не были всесильными. Помню, мы надеялись поехать заграницу на конференцию: я, Епишин и Федичкин. Нам было обещано, что выпустят. Но в последнюю минуту пришел отказ. Поехал Евгений Русский из иностранного отдела ВСЕХБ.

В Совете церквей к встречам с сотрудниками спецслужб относились строго отрицательно. Ни выпить чаю, ни съесть бутерброд было нельзя. Это считалось предательством. Любая попытка утаить встречу с представителями власти приравнивалась к предательству. Конечно, властям  было, чем заинтересовать верующих и склонить их к сотрудничеству: от свободы до зарплаты в КГБ.

Сотрудники КГБ интересовались иностранными миссионерами, которые всегда проявляли интерес к СССР. Я сам установил контакт с некоторыми миссионерами, например, с Ярлом Николаевичем Пейсти, жившем тогда еще в Швеции. Мы поставляли ему записи наших песен для использования в радиопрограммах, которые потом транслировались на Советский Союз, например, на радио Монте-Карло. Сам Ярл Пейсти хорошо проповедовал и не пускал других людей проповедовать в свои программы вместо себя. Но выступления нашего церковного оркестра, декламация стихов, исполнение песен  всегда были им востребованы.

Мы с большим волнением припадали к приемникам, чтобы послушать себя по радио. Это все равно, что сегодня увидеть себя по телевизору. Примерно тогда мы организовали первую весьма незатейливую звукозаписывающую студию. Она просуществовала несколько лет. После организации студии звукозаписи мы не только отсылали записи за рубеж, но и распространяли записи среди своих знакомых верующих. У нас было десять магнитофонов «Нота». Мы переписывали на них проповеди, песнопения, стихи.

Конечно, миссионеры привозили иногда и какие-то вещи, жвачки, обладавшие для нас тогда несоразмерным своей истинной ценности значением. Естественно, что нас интересовала и звукозаписывающая аппаратура. Мы установили контакты с некоторыми другими миссионерскими организациями, например, «Славянской миссией» из Швеции, миссионерскими организациями из Германии. Приезжали их миссионеры нечасто — два-три раза в год, но то были интересные встречи. Тогда же миссионеры стали завозить в СССР в обложках книг советские рубли. В нескольких книгах, не привлекая внимания органов, можно было провести несколько тысяч рублей. Эти деньги шли на поддержку молодежной деятельности. Когда мы получили доступ к этим средствам, наша активность заметно возросла.

Конечно, органы власти не дремали. Помню, как ко мне на работу в строительное управление приехали крепкие ребята. Меня привезли домой, где уже вовсю шел обыск. Продолжался он долго. Дело в том, что группа миссионеров — двое шведов — попались на границе в Бресте при попытке вывезти из страны несколько кассет и моих писем, предназначенных Ярлу Пейсти.

Обыск продолжался с утра до полуночи, после чего меня повезли в Раменское к Стрельникову, в чьем доме находилась студия звукозаписи: магнитофоны Bucher, микрофоны, стойки. Адрес звукозаписи сообщили представителям органов безопасности иностранцы. В общей сложности, сами они провели тогда в заключении почти год. Они назвали все адреса, которые посещали: мой адрес, адрес Анатолия Власова. Тогда для меня дело посадкой не закончилось — меня посадили через несколько лет. После этого в «Огоньке» даже была напечатана пасквильная повесть, где главный герой был написан с меня. Вообще я стал героем где-то 20 ругательных книг при советской власти.

Во время обыска у меня забрали все, что возможно. После этого  этапировали в Минск, где сидели шведы. Мне хотели устроить с ними очную ставку. Я признал их показания, потому что не видел смысла отказываться от того, что они показали на допросах. Признаюсь, и элемент испуга присутствовал — все-таки это было мое первое заключение под стражу.

Вез меня в поезде сотрудник КГБ Юрий Александрович. Он надеялся меня в дороге “разговорить”, но у него ничего не получилось. Он привез меня и спросил, где я буду ночевать. Денег на гостиницу не было. КГБ оплатил только билет. В итоге, со шведами я так и не встретился — такой необходимости не было. Мне потом пересказали, что одному из шведов был задан вопрос: что еще вы сделали для верующих России? Он сказал, что передал мне 600 немецких марок. Для него эта сумма ничего не значила, а для меня это был верный срок за валютные операции. Но я сказал, что денег от него не получал, а попросил его в магазине «Березка» купить видеокамеру. Ее следователи так и не нашли. Все это я узнал от следователя. Вообще на следствии я узнал от него, больше, чем он от меня. Он так потом и сказал: «Александр Трофимович, ума не приложу как, но вы очень много узнали, сидя здесь, в кабинете. У меня просьба — держите язык за зубами». Это не было геройством, все эти допросы дались ценой большого напряжения и длились несколько дней.

Помню, я собирался переночевать у одной верующей сестры, но она, узнав, по какому делу я приехал в Минск, сказала, что не может меня принять. В 11 часов вечера я ушел на улицу. Где-то все-таки переночевал. В конце концов, меня все-таки отпустили.

Публикуется с разрешения автора.

Photo: Pixabay.

© “Христианский мегаполис”. Материал опубликован с согласия автора. Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов, однако это не препятствует публикации статей, написанных с разных позиций и точек зрения. Редакция не несет ответственности за личную позицию авторов статей, точность и достоверность использованных авторами источников и переписку между авторами материалов и читателями. При цитировании материалов портала “Христианский мегаполис” в печатных и электронных СМИ гиперссылка на издание обязательна. Также следует указать следующую информацию: “Данный материал был впервые опубликован в “Христианском мегаполисе”.” Для полной перепечатки текста статей необходимо письменное разрешение редколлегии. Несанкционированное размещение полного текста материалов в печатных и электронных СМИ нарушает авторское право. Разрешение на перепечатку материалов “ХМ” можно получить, написав в редакцию по адресу: christianmegapolis@gmail.com.